Неточные совпадения
Например, в ту
минуту, когда Бородавкин требует повсеместного распространения горчицы, было ли бы для читателей
приятнее, если б летописец заставил обывателей не трепетать перед ним, а с успехом доказывать несвоевременность и неуместность его затей?
За чаем продолжался тот же
приятный, полный содержания разговор. Не только не было ни одной
минуты, чтобы надо было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось, что не успеваешь сказать того, что хочешь, и охотно удерживаешься, слушая, что говорит другой. И всё, что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, — всё получало, как казалось Левину, благодаря ее вниманию и замечаниям, особенное значение.
Вронский только в первую
минуту был ошеломлен после впечатлений совсем другого мира, привезенных им из Москвы; но тотчас же, как будто всунул ноги в старые туфли, он вошел в свой прежний веселый и
приятный мир.
В первую
минуту разговора с ним не можешь не сказать: «Какой
приятный и добрый человек!» В следующую за тем
минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: «Черт знает что такое!» — и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную.
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить
минуту умиленья,
Невинных лет предубежденья
Умом и страстью побеждать,
Невольной ласки ожидать,
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь и вдруг
Добиться тайного свиданья…
И после ей наедине
Давать уроки в тишине!
Но не прошло и
минуты, как пиво стукнуло ему в голову, а по спине пошел легкий и даже
приятный озноб.
В эту самую
минуту раздался
приятный женский голос: «Не бойтесь, она не укусит».
Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным, но вдруг лицо ее переменилось, — и Марья Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за
минуту столь
приятному и спокойному.
На
минуту лицо ее стало еще более мягким,
приятным, а затем губы сомкнулись в одну прямую черту, тонкие и негустые брови сдвинулись, лицо приняло выражение протестующее.
Лидия промолчала. Самгин посидел еще несколько
минут и, сухо простясь, ушел. Он был взволнован, но подумал, что, может быть, ему было бы
приятнее, если б он мог почувствовать себя взволнованным более сильно.
Клим Иванович Самгин чувствовал себя встревоженным, но эта тревога становилась все более
приятной. Была
минута, когда он обиженно удивился...
И всего более удивительно было то, что Варвара, такая покорная, умеренная во всем, любящая серьезно, но не навязчиво, становится для него милее с каждым днем. Милее не только потому, что с нею удобно, но уже до того милее, что она возбуждает в нем желание быть
приятным ей, нежным с нею. Он вспоминал, что Лидия ни на
минуту не будила в нем таких желаний.
Уже легкое,
приятное онемение пробежало по членам его и начало чуть-чуть туманить сном его чувства, как первые, робкие морозцы туманят поверхность вод; еще
минута — и сознание улетело бы Бог весть куда, но вдруг Илья Ильич очнулся и открыл глаза.
Марфеньку всегда слышно и видно в доме. Она то смеется, то говорит громко. Голос у ней
приятный, грудной, звонкий, в саду слышно, как она песенку поет наверху, а через
минуту слышишь уж ее говор на другом конце двора, или раздается смех по всему саду.
Колокол ударял твердо и определенно по одному разу в две или даже в три секунды, но это был не набат, а какой-то
приятный, плавный звон, и я вдруг различил, что это ведь — звон знакомый, что звонят у Николы, в красной церкви напротив Тушара, — в старинной московской церкви, которую я так помню, выстроенной еще при Алексее Михайловиче, узорчатой, многоглавой и «в столпах», — и что теперь только что
минула Святая неделя и на тощих березках в палисаднике тушаровского дома уже трепещут новорожденные зелененькие листочки.
Он боялся, что когда придет к Лопуховым после ученого разговора с своим другом, то несколько опростоволосится: или покраснеет от волнения, когда в первый раз взглянет на Веру Павловну, или слишком заметно будет избегать смотреть на нее, или что-нибудь такое; нет, он остался и имел полное право остаться доволен собою за
минуту встречи с ней:
приятная дружеская улыбка человека, который рад, что возвращается к старым приятелям, от которых должен был оторваться на несколько времени, спокойный взгляд, бойкий и беззаботный разговор человека, не имеющего на душе никаких мыслей, кроме тех, которые беспечно говорит он, — если бы вы были самая злая сплетница и смотрели на него с величайшим желанием найти что-нибудь не так, вы все-таки не увидели бы в нем ничего другого, кроме как человека, который очень рад, что может, от нечего делать, приятно убить вечер в обществе хороших знакомых.
— Если можете, господин Бурдовский, — тихо и сладко остановил его Гаврила Ардалионович, — то останьтесь еще
минут хоть на пять. По этому делу обнаруживается еще несколько чрезвычайно важных фактов, особенно для вас, во всяком случае, весьма любопытных. По мнению моему, вам нельзя не познакомиться с ними, и самим вам, может быть,
приятнее станет, если дело будет совершенно разъяснено…
Он винился вслух, не объясняя, однако же, в чем дело, и приставал к Нине Александровне, уверяя ее поминутно, что «это он, он сам причиной, и никто как он… единственно из
приятного любопытства… и что „усопший“ (так он почему-то упорно называл еще живого генерала) был даже гениальнейший человек!» Он особенно серьезно настаивал на гениальности, точно от этого могла произойти в эту
минуту какая-нибудь необыкновенная польза.
Аннушке в сентябре
минет 14-ть… Она почти с меня ростом; нельзя сказать, чтоб была так хороша, как я, но открытая,
приятная, веселая рожица. Ловка и ласкова…
Более
приятного открытия, какое в настоящую
минуту сделал ему генерал, для него не существовало на свете.
— И об ней, и она, наверно, будет определена, — отвечал Кергель и, осторожно перейдя на ту сторону, где стояла Катишь, подошел к ней и начал ей передавать
приятную новость; но Катишь была не такова: когда она что-нибудь делала для других, то о себе в эти
минуты совершенно забывала.
Павла покоробило даже при этих словах. Сам он был в настоящие
минуты слишком счастлив, — будущность рисовалась ему в слишком светлых и
приятных цветах, — чтобы сочувствовать озлобленным мыслям и сетованиям Дрозденко; так что он, больше из приличия, просидел у него с полчаса, а потом встал и начал прощаться.
Кто испытывал
приятное ощущение входить начальническим образом на лестницы присутственных мест, тот поймет, конечно, что решительно надобно быть человеком с самыми тупыми нервами, чтоб не испытать в эта
минуты какого-то гордого сознания собственного достоинства; но герой мой, кажется, не ощущал этого — так, видно, было много на душе его тяжелых и мрачных мыслей. Он шел, потупя голову и стараясь только не отстать от своего начальника.
Капитан действительно замышлял не совсем для него
приятное: выйдя от брата, он прошел к Лебедеву, который жил в Солдатской слободке, где никто уж из господ не жил, и происходило это, конечно, не от скупости, а вследствие одного несчастного случая, который постиг математика на самых первых порах приезда его на службу: целомудренно воздерживаясь от всякого рода страстей, он попробовал раз у исправника поиграть в карты, выиграл немного — понравилось… и с этой
минуты карты сделались для него какой-то ненасытимой страстью: он всюду начал шататься, где только затевались карточные вечеринки; схватывался с мещанами и даже с лакеями в горку — и не корысть его снедала в этом случае, но ощущения игрока были приятны для его мужественного сердца.
Через 5
минут Калугин уже сидел верхом на казачьей лошадке (и опять той особенной quasi-казацкой посадкой, в которой, я замечал, все адъютанты видят почему-то что-то особенно
приятное) и рысцой ехал на бастион, с тем чтобы по приказанию генерала передать туда некоторые приказания и дождаться известий об окончательном результате дела; а князь Гальцин, под влиянием того тяжелого волнения, которое производят обыкновенно близкие признаки дела на зрителя, не принимающего в нем участия, вышел на улицу и без всякой цели стал взад и вперед ходить по ней.
Положение его начинало становиться не совсем
приятным, потому что семейство Юлии Матвеевны, привезшее его, уже уехало домой, а он приостался на несколько
минут, чтобы допить свое шампанское.
Теория эта хотя и давно нам была знакома, но на этот раз она была высказана так безыскусственно, прямо и решительно, что мы на
минуту умолкли, как бы под влиянием
приятной неожиданности.
— Господа! — сказал он. — Я знаю, что я ничего не совершил! Но именно потому-то я и позволяю себе на прощанье пожелать вам одного. Я от души желаю вам… я желаю… чтоб и другой… чтобы и тот, кто заменит вам меня (крики: «никто не заменит! никто!»)… чтоб и он тоже… ничего, подобно мне, не совершил! Смею думать… да, я именно так позволяю себе думать… что это самое лучшее… что это самое
приятное пожелание, какое я могу сделать вам в эту торжественную
минуту.
У меня как-то вдруг закружилась голова от этого ответа. Пропадало около четырехсот рублей, распланированных вперед с особенной тщательностью. Ответ Ивана Иваныча прежде всего лишал возможности костюмироваться прилично, то есть иметь
приятную возможность отправиться с визитом к Александре Васильевне. В первую
минуту я даже как-то не поверил своим ушам.
Несмотря на то, что мы только что вступили в эту комнату, тишина ее уже оказывала на меня свое
приятное действие. Это действительно была глубокая и спокойная тишина, охватывающая собой человека с первой же
минуты. Вдобавок ко всему этому в комнате слышался слегка запах росного ладану и смирны, что я очень люблю.
Гришка сопровождал его. (Глеба не было в эту
минуту дома. Отпустив работника, он тотчас же ушел в Сосновку.) Во все продолжение пути от ворот до лодок Захар не переставал свистать и вообще казался в самом
приятном, певучем расположении духа.
Лунёв усмехнулся. Он, слушая этот разговор, чувствовал в груди прилив какой-то силы и жуткой,
приятной храбрости. И если бы кто-нибудь спросил его в эту
минуту: «Ты удушил?» — ему казалось, что он безбоязненно ответил бы: «Я…»
Женщина была права, в этом Евсея убеждало её спокойствие и всё его отношение к ней. Ему шёл уже пятнадцатый год, его влечение к смирной и красивой Раисе Петровне начинало осложняться тревожно
приятным чувством. Встречая Раису всегда на
минуты, он смотрел ей в лицо с тайным чувством стыдливой радости, она говорила с ним ласково, это вызывало в груди его благодарное волнение и всё более властно тянуло к ней…
— Тихонький! — воскликнул Яков, подмигивая. Климков, не понимая их восклицаний, ласковых взглядов, — молчал, боясь, что помимо своей воли скажет слова, которые разрушат тревожный, но
приятный полусон этих
минут.
Через
минуту входит ко мне молодой человек
приятной наружности.
— Мой идол… идол… и-д-о-л! — с страстным увлечением говорил маленький голос в
минуту моего пробуждения. — Какой ты
приятный, когда ты стоишь на коленях!.. Как я люблю тебя, как много я тебе желаю счастья! Я верю, я просто чувствую, я знаю, что тебя ждет слава; я знаю, что вся эта мелкая зависть перед тобою преклонится, и женщины толпами целыми будут любить тебя, боготворить, с ума сходить. Моя любовь читает все вперед, что будет; она чутка, мой друг! мой превосходный, мой божественный художник!
— Рок, судьба! Яков Петрович… но оставим все это, — со вздохом проговорил господин Голядкин-младший. — Употребим лучше краткие
минуты нашей встречи на более полезный и
приятный разговор, как следует между двумя сослуживцами… Право, мне как-то не удавалось с вами двух слов сказать во все это время… В этом не я виноват, Яков Петрович…
— Как ты жил прежде, хорошо и приятно? — спросил голос. И он стал перебирать в воображении лучшие
минуты своей
приятной жизни. Но — странное дело — все эти лучшие
минуты приятной жизни казались теперь совсем не тем, чем казались они тогда. Все — кроме первых воспоминаний детства. Там, в детстве, было что-то такое действительно
приятное, с чем можно бы было жить, если бы оно вернулось. Но того человека, который испытывал это
приятное, уже не было: это было как бы воспоминание о каком-то другом.
Антон Федотыч сидел несколько
минут в каком-то
приятном довольстве от того, что успел себя показать новому лицу и еще даме.
Михайло Иваныч. Сию минуту-с! (Протягивая ей руку.)Оставляю тебя в
приятном, но опасном обществе! Этот молодой человек сам мне признался, что он величайший стрелок на женщин, и потому я как брат советую тебе опасаться…
Говорят, в России служба очень
приятная и спокойная деятельность; но один день такой, как сегодня для меня, пережить чего стоит, а иначе нельзя: не предусмотри и прозевай хоть одну
минуту, из-под носу утащат лакомый кусок.
До этой
минуты либеральному поручику приходилось толковать о русском народе только в
приятных гостиных, да и толковать-то не иначе как с чужих слов, с чужих мыслей.
Задумчиво-ясная улыбка появлялась порой на глазах и во взоре и светло блуждала некоторое время по лицу, словно бы в эти
минуты девушка вспоминала о ком-то и о чем-то, словно бы ей приходили на память чьи-то хорошие слова, чей-то милый образ, какие-то
приятные мгновенья, уже перешедшие в недавнее прошлое, быть может, только вчера, быть может, еще сегодня…
Большой человек только, казалось, и ждал этой
минуты. Вздохнув облегченно всей грудью, он с чисто ребяческой стремительностью помчался с
приятной вестью к своим «курносеньким стрижкам».
Ему на вид лет тридцать пять; одет он без претензии, но опрятно; лицо у него очень
приятное, но в нем, может быть, слишком много серьезности и нервного беспокойства, что придает ему
минутами недоброе выражение.
— Мы слушаем. Я люблю всякий мистический бред, — заключила Бодростина, обращаясь к гостям. — В нем есть очень
приятная сторона: он молодит нас, переносит на
минуту в детство. Сидишь, слушаешь, не веришь и между тем невольно ноги под себя подбираешь.
В одно из окон Я видел, как широко и ярко блеснули при повороте электрические прожектора машины, и на
минуту Мне ужасно захотелось домой, к Моим
приятным грешникам, которые теперь потягивают винцо в ожидании Меня…
Но самая на первых порах жуткая операция была — обволакивание вас в постели ранним утром холодной простыней. Верзила-швейцарец входил к вам с словами:"Доброе утро, хорошо ли вам спалось?" — и безжалостно начинал погружать вас в этот холодный и мокрый саван. Но через пять
минут вы начинали чувствовать
приятную теплоту, и когда вас спускали вниз, в отделение гидротерапии, на руках, вы бывали уж в транспирации и вас окачивали опять холодной водой.
Помолившись Богу и положив несколько земных поклонов, Аксинья полезла на лежанку, где на ночь устраивала себе постель. На лежанке было тепло и уютно. Толстая птичница с удовольствием протянула усталые ноги и, закрыв глаза, сладко зевнула на всю избу. И вдруг, в ту самую
минуту, когда
приятная дремота уже подкралась к отяжелевшей голове Аксиньи, чей-то резкий, крикливый голос прокричал отчетливо на всю избу...
Анна Каранатовна довольно громко вздохнула и тотчас же, несколько исподлобья, взглянула на своего собеседника. В этот вечер курчавые волосы Мартыныча особенно блестели и отливали сизым колером. Из-под форменного галстука он выпустил полоску рубашки. Мелкие черты его красноватого лица также лоснились. Его в эту
минуту подмывало
приятное какое-то щекотанье.